Вы когда-нибудь разговаривали с человеком, собирающимся уходить? То есть, умирать. Это, когда по-настоящему, когда завтра больше не будет, когда сил остаётся только на самое главное.
«…смерть, как дежурный врач, сидит в соседней комнате, иногда поглядывая с равнодушным холодом в твою сторону. Ты пытаешься держаться за то, что было так ценно, но оно неумолимо рассыпается на глазах, от сжатия страхом немеют ноги и сложно говорить, в какой-то момент понимаешь своё ничтожество под гнётом этой силы, возразить тебе нечем — остаётся только отдаться, и наступает холодная, безжизненная ясность. Мысли и слова искренние — помогают… Понимаешь, что в искренности, которую ты не всегда мог себе позволить, кроется какое-то облегчение, меньше беспокойства, а жизнь поддерживается чем-то, что осталось и ещё живёт тебя, как будто светится где-то глубоко внутри, посреди сгущающегося мрака. Осознание этого наполняет такой чистой благодарностью, свободной от заискивания и оглядок, и света становится больше… Остаётся только один вопрос: «Ради чего?», и знаешь, этот свет — единственный возможный ответ на него…».
Как часто ты задумываешься об этом? О том, что когда-то ты будешь следующим, и так же трудно будет поверить, что всё, конец. Древние знали наверняка, что нет, не конец. Такая сложная система, как мироздание, не может быть столь просто ограничена материальным.
Неудобный вопрос, да и задать его некому и некогда. Столько дел надо сделать, столько вопросов «решить». Сроки поджимают, надо бежать.
Стандартизация мышления и доминирование постоянно упрощающихся шаблонов социокультурного взаимодействия смещает нас вниз по иерархии смыслов, превращая в животных с сознанием, описывающимся как «продукт ферментного обмена». И что самое интересное — это становится проживаемой реальностью. Уникальное свойство человека — способность мыслить — ставится на службу телесным потребностям и штампованным идеалам общества потребления. Как результат — ранее высшие истины ныне потребляются в пищу так же, как продукты из супермаркета, редуцируясь до «готового состояния» в кипящем котле страстей переполненного разума. Только осознание своей тотальной обусловленности толкает к поиску ответов на вопросы иррационального характера в абсолютном духовном вакууме нажитого материального опыта.
Реализовав основные этапы жизни от ребёнка, окутанного заботой матери и одарённого всем необходимым, до разумного, в поисках ответов на главные вопросы жизни, человек как индивидуальная душа открывает этот горизонт, а до тех пор он не может быть напрямую воспринят, а значит не существует.
И только присутствие понятия высшего, как категории сознания, и ещё не утраченной способности восприятия, делает возможным существование феномена освобождения как явного и воспринимаемого явления. Другими словами — в него невозможно верить в обывательском смысле, как мы, при наличии проблем в жизни, резко начинаем «верить» в богов и обращаться в заведения религиозно-мистических культов в надежде найти эффективные инструменты взаимодействия с неопределённостью. Стремление к освобождению не результат безысходности и попытки решения житейских проблем и бытовых трудностей, а закономерно сформировавшаяся цель зрелой личности с широким видением, опытом и глубоким пониманием окружающих и внутренних процессов, требующая усердного труда для своего достижения. Но осознание этого часто приходит в глубокой старости, вызывая экзистенциальный страх и ещё большую тяжесть. Будучи неверно истолкованными и записанными в «мифо-эзотерический вымысел», подобные понятия окончательно пропадают с «ментальных экранов» разумных людей, способных к их пониманию.
Человек — это парадокс сосуществования кажущихся несовместимыми в своём абсолютном выражении начал, ежемоментный выбор одного из которых проецирует в вечность исход их взаимодействия. И этот выбор есть свобода, а его результат — заключение или освобождение.
